Мне не нужна дешевая популярность

Даниил Страхов, ставший широко известным благодаря телесериалам, недавно вернулся в Театр на Малой Бронной, на сцене которого десять лет назад сыграл свои первые роли. Теперь он исполняет главную роль в премьерном спектакле «Варшавская мелодия». О том, не страшно ли дважды входить в одну реку, Даниил СТРАХОВ рассказал в интервью «Новым Известиям».

– Даниил, однажды вы уже приходили в труппу Театра на Малой Бронной, а теперь снова вернулись. Почему так?

– В свое время я ушел из труппы, потому что началась очередная рокировка внутри театра, а мне не хотелось принимать в ней участие ни на той, ни на другой стороне. Потому что я понимал, что в подобных делах правых и виноватых не бывает.

– Вы профессиональный артист, на сцене не первый год. А осталось ли волнение перед выходом на сцену?

– Да, и особенно в спектакле «Варшавская мелодия». Я не из тех синтетических артистов, которые могут рассказывать анекдот и сразу, через секунду, выйти на сцену и полностью погрузиться в героя. Мне нужно настраиваться. Для меня это правильно. Другое дело, что не надо позволить волнению тебя сожрать. А в «Варшавской мелодии» волнение особенно сильное, потому что там важно правильно начать, найти верную интонацию. Там же как бы ничего не происходит. Когда мы читали пьесу в первый раз, мы недоумевали: как это сделать с точки зрения театрального действия, чтобы не было скучно? Ну, сидят два человека на концерте в консерватории. Чем удивлять-то будем, думали мы? Оказалось, что удивлять тут не надо, а нужно правильно разобраться в том, про что история. И первая интонация просто должна увести тебя в правильную сторону. А вот когда не попадаешь в нее, начинается сложнейшая внутренняя работа, связанная с самоанализом, с попыткой вернуться, с ощущением того, что не нужно анализировать. Вот это все, что происходит внутри артиста, пока он говорит со сцены текст и выполняет задачу режиссера, если он ее помнит, – это мучительно. А если вдруг ты попадаешь в правильную ноту, то это невероятное удовольствие. Очень хорошо сказал Михаил Чехов: когда правильно существуешь на сцене, ты как бы разделяешься на два «я». Одно «я» ведет тебя в твоем персонаже, а другое «я» за ним наблюдает. Не контролирует, а смотрит на себя со стороны. Это довольно сложная вещь, которая в своих крайних проявлениях граничит, наверное, с какими-то шизофреническими делами. Но в нормальном состоянии в этом есть очень большой кайф и какая-то профессиональная правильность. Тратиться нужно, конечно, особенно, когда ты играешь такую роль, как Виктор в «Варшавской мелодии». С холодным носом там ничего не получится. Нужно бросать себя в роль со всей беспощадностью, но падать в оркестровую яму тоже не стоит.

– Работа в телесериалах и на сцене принесла вам известность, популярность. Вам это нравится?

– Я не буду лукавить, это доставляет определенные удобства, когда у тебя есть возможность позвать врача на спектакль и тем самым привлечь его профессиональное внимание к себе. Когда тебе дарят цветы и понимаешь, что у зрителя есть какой-то отклик, это очень приятно. Вопрос в другом: насколько ты сам себя не обманываешь в том, что ты делаешь? Были в моей жизни спектакли, которые так же одаривались букетами и аплодисментами, как «Варшавская мелодия», но я понимал, что это не совсем то, чего бы я хотел. Поэтому если разговариваешь с собой честно, то есть шанс, что у тебя все будет нормально. А популярность сама по себе несет в себе не меньше минусов, чем плюсов. Например, ты все время, каждую минуту, как ящерица, сканируешь пространство вокруг себя и не можешь избавиться от этого внутреннего оброка. Не можешь расслабиться до конца, потому что знаешь, и так несколько раз бывало, что кто-то к тебе сзади подходит, хлопает по плечу и говорит: «Привет, чувак, я тебя знаю!» – в более или менее культурной форме. Это может доставить удовольствие, если ты в хорошем расположении духа, и тогда ты с удовольствием дашь автограф, а может вызвать и очень негативные эмоции. Потом к этому привыкаешь. Потом, когда тебя перестают узнавать, начинаешь беспокоиться: «А что случилось? Почему в течение целого дня на тебя никто не обернулся?» Так что это постоянная борьба с собой, которая включает в себя все: и гордыню, и самоуничижение, которое паче гордости. Все время пятнашки такие.

– Вы как-то сказали, что, если бы сразу знали обо всех негативных сторонах профессии, не пошли бы в актеры…

– Возможно, что так и было бы.

– Изменилось отношение к профессии за те 15 лет, которые вы работаете?

– Появилось удовольствие от профессии – вот что изменилось. А раньше его не было. Раньше занятие актерством доставляло только мучение. В институте долго не получалось, очень сложно было найти свое лицо в профессиональном смысле. Да и потом долго не получалось. Потому что если взять первые сериальные опыты, то на них без ужаса смотреть невозможно. Но мое «профессиональное становление» происходило параллельно с развитием российского телевидения, поэтому мне за себя там не так стыдно. Другой вопрос, что не всегда в моей жизни были те режиссеры, которые могли бы направить меня в нужное русло. А пока я добрался до Рогожкина и Урсуляка, прошло о-го-го сколько времени. Но, наверное, мне это было нужно – пройти именно такой путь, и стыдиться тут нечего. Но есть некая инерция восприятия меня зрителями и иногда даже профессиональными людьми, и пока этот обух своей плетью перешибешь, пройдет немало времени, да и надорваться можно.

– Чего сегодня хочет среднестатистический зал?

– Он хочет развлечения. Зритель хочет развлекаться. И, конечно же, от нас, от тех, кто на сцене и за сценой, зависит, в какую историю мы будем сегодня играть: по своим правилам либо по правилам зала, а это очень разные вещи. Тут очень важно понимать, для чего ты вообще занимаешься этой профессией. Это раз. И работать с единомышленниками, это два. Потому что если твоим партнерам нужно только, чтобы громче смеялись и шибче хлопали, то лично мне это не интересно, потому что я уже знаю настоящую цену словам «дешевая популярность» и не хочу ее.

Полную версию интервью читайте в февральском номере журнала «Театрал».